История, ее отображение (историография) и ее присутствие в нашей жизни привлекают
внимание прессы и читательской аудитории практически во всех новых государствах,
где происходит рост национального самосознания и поиски национальной
идентичности. Переосмысление прошлого, обновление исторического знания представляются
наиболее коротким путем для самоопределения и обретения пути в новом мире. Здесь переплетаются минувший опыт, настоящее и будущее людей во
взаимодействии друг с другом и между поколениями, независимо от занятий, пола,
возраста, национальности, вкусов и нравов. Представления об истории, о своих
истоках и о том какие это дает права, или к чему обязывает – значительный
сегмент национального сознания и составляет иногда основу поведения людей. Мне
захотелось обратиться к авторам и участникам дискуссий о происходящем с нами
сегодня, в которые обильно привмешиваются отрывочные знания об истории без
критической оценки достоверности и проверки на пригодность.
Обратите внимание на заголовок: из него следует, что история имеет отношение
к настоящему и будущему, но не сказано о ее содержании как знании о прошлом. Настоящее
- за окном, мы его оцениваем и
сознательно, и бессознательно: тому показатель наше проведение в жизни. Более
того, мы имеем право и должны высказывать свое отношение к нему, потому что,
если не будем делать этого сами, то за нас сделают другие. И не факт, что они
сделают это так, как мы чувствуем, как хотели бы сказать и отреагировать. Но насколько
мы обеспечены и насколько корректны, когда к решениям проблем настоящего начинаем применять свои знания о прошлом?
Прежде всего признаемся, что реальность всегда шире и глубже, чем наши
познания о ней. Есть индийская притча о четырех слепых. Четверо слепых подошли
к слону. Один дотронулся до ноги слона и сказал: «Слон похож на столб». Другой
дотронулся до хобота и сказал: «Слон похож на толстую дубину». Третий
дотронулся до живота слона и сказал: «Слон похож на огромную бочку». Четвёртый
дотронулся до ушей и сказал: «Слон похож на большую корзину». И потом они
начали спорить между собой относительно того, каков слон на самом деле. Мы действительно похожи на слепцов, когда
пытаемся представить себе прошлое. Ведь мы также лишены возможности видеть его,
как и несчастные четыре незрячих. И также, как они, каждый касается реальности
со своего угла. Особенно это относится к давнему прошлому: чем меньше средств
передачи информации, тем больше полагаемся на воображение и тем больше
вероятность искажения реальной картины прошлого под давлением реалий настоящего.
Как слепые и глухонемые, которые из всех органов чувств зависят от осязания,
так и историки давно минувших веков зависят от его величества источника, прежде
всего, я имею в виду и буду говорить о письменном источнике. Насколько можно на
него полагаться? Нужно помнить, историю на протяжении веков писали для
легитимизации власти и оправдания политики. Она была практически тем же, что и
монетный чекан с изображением правителя. Писать ее могли немногие: грамотность
была невысока, материал стоил дорого. Потому и состояли историографы при дворах
правителей. Менялись правители, династии – менялись историки и их взгляды.
«Картлис Цховреба» («Житие Картли» – История Грузии) переписывалась чуть ли не
при каждом новом грузинском царе. И текст был зафиксирован только в XVIII веке при царе Вахтанге VI. Естественно, прежние варианты
постепенно исчезали из оборота, поскольку элементарно не переписывались, если только намеренно не уничтожались.
Религия - другой «покровитель» истории
– имела своего Господина на небесах. Монотеистические религии – иудаизм,
христианство, ислам – имели много похожего в воззрениях на историю, конечно,
каждая смотрела на нее под своим углом зрения. Это были всемирные истории,
начинающиеся с появления рода человеческого от прародителей Адама и Евы.
Дальнейшее изложение концентрировалось на событиях своей общины. Естественно,
были и самостоятельные линии внутри каждой из трех традиций.
Армянская историография занимает особое
место. Ее исключительность в том, что Армения действительно была первой
страной, правители которой приняли христианство. Это произошло, согласно предания,
в 301 г.н. э., т. е. за 12 лет до принятия христианства римским императором
Константином и издания Миланского эдикта о прекращении преследований христиан. Иногда
наши отечественные историки утверждают, что христианство рапространилось в
Албании раньше Армении. Однако это разные вещи. Принятие новой религии устанавливается
не только свидетельствами источников, которые, как мы знаем, были призваны
обеспечивать политику и претензии правителей, но и данными археологии, изучением этнографического материала.
Например, мы имеем твердые свидетельства источников о принятии иудаизма
хазарами. Однако в археологических находках доказательства об исповедании
иудаизма населением Хазарии практически отсутствуют. Это не означает, что
источник сообщили неправду, но по-видимому, принятие иудаизма произошло внутри
немногочисленной политический верхушки и не охватило широкие слои населения,
чтобы отложиться в памятниках материальной культуры. Но бывает и наоборот, как
происходило с принятием христинства в Римской империи: император Константин
Великий отреагировал на процесс, происходивший снизу. Ясно, что ограничиваться
данными письменных источников в рассмотрение такой проблемы, как принятие новой
веры широкими слоями населения, неверно.
Факт принятия христианства армянским
царем Трдатом III считается в науке установленным,
и все другие события и данные его подтверждают. Это было очень важным событием.
В дальнейшем
Армянская церковь и государство действовали сообща для укрепления центральной
власти над свободолюбивыми армянскими феодалами – нахарарами. Конечно, распри и
соперничество за верховную власть не могли не отражаться и на написании
истории. Так, например, согласно последним западным исследованиям, наиболее
известный, базовый памятник армянской историографии «История Армении» Моисея
Хоренаци писалась для обоснования претензий рода Багратуни и для принижения
влияния рода Мамиконян. Линия на укрепление центральной власти через выполнение
просветительской христианской миссии составляет нить, на которую
последовательно нанизывались события, кропотливо собиравшиеся армянскими священнослужителями.
Эта доминирующая особенность практически размывала авторство произведений
истории, которые постоянно дополнялись и подправлялись в угоду политическим
условиям более позднего времени. О той же Истории Хоренаци существует мнение,
что врядли она представляет собой произведение автора конца V в., которому приписывается, и в книге есть немало событий и
указаний на первичные источники, которые относятся к VII в. Поэтому известные исследователи и переводчики
произведений армянских историков на Западе, называя легендарных авторов историй
Армении, предпочитают использовать выражения вроде «Армянская история,
приписываемая Себеосу», или оговаривать, что авторство условно. Оно и понятно,
так как коллективным автором произведений выступал союз политиков (правителей)
и священнослужителей. В этом не следует искать чего-то негативного. Для того
времени это было передовым явлением, способствовашим сохранению самосознания и
идентичности армянского народа, а также длительной историографической традиции.
Но с другой стороны, это подтверждает и то, что взгляд армянской историографии
на события и факты, а тем более ее оценки, не могут выражать ничего большего,
чем представления верхушки отдельного сообщества, к тому же часто находившегося
в конфликте с соседями, и даже единоверцами и соплеменниками.
Несколько иное дело - арабская историография,
которую можно назвать вершиной средневековой религиозной исторической литературы. В ней была
разработана и реализована особая система установления достоверности сообщения
через обязательное выявление цепочки передатчиков информации вплоть до
очевидцев события. В силу многобразия и транснационального характера
мусульманской доктрины мы имеем и разнообразие исторических взглядов на события
– т.е. «подход к слону» был не с одной лишь стороны. До нас дошел и
про-шиитский ал-Йакуби (IX в.), и
историки-сунниты, и про-персидский ад-Динавари (IX в.). Ибн Ханбал (ум .855), основатель консервативной
суннитской школы правоведения, сказал о своем старшем современнике, историке ал-Вакыди
(ум. 822): «Он врун!» Однако мы имеем возможность пользоваться сведениями
ал-Вакыди и по сей день.
Наверное потому мы можем это делать,
что были и такие историки, как знаменитый ат-Табари (ум. 923), который собирал
противоречивые сведения и помещал в свою книгу, иногда позволяя себе усомниться
в достоверности, но чаще заключая после всего: Аллах знает лучше! И сегодня
очень странно читать на одном из достаточно популярных сайтов выражения вроде:
«персидский историк ат-Табари». Да, Мухаммад ибн Джарир ат-Табари родился в
Амуле в Табаристане и был, вероятно, этническим иранцем. А историк Х века
Мухаммад ибн Йахйа ас-Сули, был по происхождению тюрком, а уникальный
представитель арабской географической и исторической литературы ал-Масуди (Хв.)
был чистокровным арабом, а автор самой полной историко-географической
энциклопедии Йакут ал-Хамави ар-Руми был греком. Но все они творили в рамках
исламской литературной традиции, умножая ее многообразием своего опыта и
наблюдений, четко фиксируя свои источники и даже оценивая их достоверность. И
все же блестящая арабо-мусульманская историография пресекла доисламскую арабскую
историческую традицию Йемена, а также и персидскую, поскольку люди, прежде
создавашие ее, теперь были творцами новой мусульманской традиции. Правда, сведения
предшественников, особенно персидской историографии, частично сохранили для нас
арабоязычные авторы.
Видимо, такая же участь постигла и
албанскую литературу на Кавказе, когда в результате исламизации и расширения
сферы использования албанским населением арабского, а затем персидского и
тюркских языков христианская литературная традиция Кавказской Албании оказалась
поглощена армянской. А сегодня точка зрения нашего выдающийся историка-востоковеда
З.М.Буниятова и его последовательницы и младшей коллеги Фариды Мамедовой,
ратовавших за существование албанской
литературы, нашла блестящее подтверждение. Выше говорилось, что в результате
изменений общественно-исторических обстоятельств, одна литературная традиция, а
соотвественно и историография вытесняется другой. В 1996 г. грузинский
востоковед Заза Алексидзе обнаружил в монастыре на Синае так называемый
албанский палимпсест, содержащий сто с лишним страниц библейских текстов
и комментариев на албанском языке. Греческим
термином палимпсест обозначают
документ, на который поверх старого текста, который смывался, или
соскабливался, наносился новый. Поверх албанского текста был нанесен грузинский
текст. Это чаще всего делали по причине дороговизны писчего материала, если
предыдущий текст оказывался без своего читателя. Датировка албанского текста
устанавливается неточно, и ученые спорят, существовал ли восстановленный из
этих 100 страниц 59-буквенный албанский алфавит до легендарного изобретения
албанского, армянского и грузинского алфавитов Месропом Маштоцем в V в.
Когда дело
доходит до использования источников, то конечно, достоверность арабских памятников
вне конкуренции, если сравнивать их с иными современными им историографиями. Здесь мы подошли к тому, что собственно и
подогревает интерес к истории у политиков. Мы видели, что есть основание не
доверять армянским источникам, осторожно относится к грузинским источникам. Но
что донесли до нас арабские источники о нашей жизни на Кавказе, о границах
государств, сферах влияния и других вопросах, которые будоражат умы,
сталкивающиеся в спорах о правах на землю.
Сразу скажу: не нужно торопиться судить и на авторитете наших надежных
арабских авторов в том числе. Вот примеры.
Недавно в связи с романом Акрама Айлисли вновь обострились
споры о том, кому исторически принадлежал Нахчыван. А что говорят нам арабские
источники? Там сплошная, трудно систематизируемая масса противоречивых
свидетельств . К слову сказать, это же относится к Барде. Например, географ Ибн
Руста говорит, что Барда относится к кувар (ед. кура: округ, провинция)
Арминийа, однако о Ныхчыване говорит отдельно от Арминийи и от Азербайджана. С другой стороны, у него и Арминийа, и Арран (центральная
часть современной Азербайджанской республики) - части (аксам) Ираншехра (вполне понятно – это считалось сасанидским
наследием). А на следующей странице автор говорит, что и Арран, и Нашва
(Нахчыван?!), и даже Баб ал-Абваб (Дербенд)- кувар Арминийи!
А вот ал-Йакуби (IX в.), который, согласно нашим сведениям о нем, бывал
на Кавказе и знал его лучше, Барду включает в состав Азербайджана вместе с
Ардебилем, Хоем, Марандом, Тебризом. Это очень необычно, так как Барда у других
авторов упоминается либо в составе Арминиййи, либо Аррана, но чаще всего на
границе. Последнее также имеет свое объяснение: Барда часто была резиденцией
арабского наместника, надзиравшего и над Арминийей, и Арраном. Или Ибн ал-Факих
(нач. Х в.) сообщает: От Барды до Зинджана - Азербайджан, от Барды до Баб
ал-Абваба - Арминиййа. Но он же указывает, что в Баб ал-Абваб живут тюрки (маназил
ал-атрак).
Как же быть: может вовсе отказаться от попыток понять
прошлое из сохранившихся древних книг и читать исторические памятники как
сказки без всякой надежды на их использование для создания адекватных представлений
о прошлом? Кстати, в этом больше смысла и пользы, чем в их использовании для
решения территориальных споров. Но конечно же, мы должны быть благодарны нашим предшественникам,
и арабам, и персам, и тюркам, и византийцам, в том числе и армянским монахам и
историкам - постигавшим грамоту, собиравшим сведения, переписывавшим их,
сберегавшим их от пожаров и варварского отношения неучей. Благодаря им у нас
есть какой-то отпечаток минуших событий. Но врядли есть смысл абсолютизировать
и аргументировать этими свидетельствами, а сначала нужно начать говорить с
источниками на их языке. Самое главное, не перепутать наши реалии с реалиями
прошлого. Каждый из нас – и автор живший тысячу лет назад, и сегодняшний
читатель, и историк – имеют вокруг себя условия и реальности, свойственные их
времени. Различить границу бывает нелегко даже для маститых ученых, или
правильне сказать, нелегко бывает открыто обозначить эту границу.
Покажу на примере. Наш известный востоковед, наверное,
один из лучших специалистов по арабской географической литературе на всем
пространстве бывшего СССР, Наиля-ханым Велиханлы обратила мое внимание на карту
Ибн Хаукаля, где слово Азербайджан по-арабски протянуто до Дербента (!). На мой
взгляд, это единственный случай, когда территории нынешнего северного и южного
(ныне в Иране) Азербайджана оказались обозначены единым политонимом на
средневековой карте – названием нашего сегодняшнего независимого государства. Другой известный востоковед А.П. Новосельцев, воспроизведя эту
карту в одной из своих книг, нанес на нее переводы географических названий, но
оставил слово «Азербайджан» в
трудноразличимой арабской графике. Книга вышла за год до развала СССР. А. П. Новосельцев – выдающийся ученый
историк. Однако, на его работу повлияли политическая обстановка и атмосфера его
времени. Пример этики ученого показала Наиля-ханым. Прекрасно понимая причины
появления такой карты (об этом я скажу
ниже), она также понимала и положение коллеги – и проявила выдержку, не
бросилась публично осуждать заслуженного историка-коллегу.
Подведем некоторые итоги. Люди не слишком изменились за
прошедшие столетия как индивиды, их фундаментальные мотивации, мечты и
повседневные заботы не стали другими. Однако изменилась общественная среда и
условия, также как и проблемы общественной и политической жизни. Иными словами,
у каждой эпохи свои реалии, которые влияют на восприятие, фиксацию и отношение
к жизни, политике и истории (событиям прошлого). Это не означает, что нужно отказаться от изучения и
использования опыта прошлого. Представления и суждения историков прошлого можно
использовать для понимания наших проблем, ведь все познается в сравнении, и
понимание разницы реалий прошлого и настоящего – важнейшее условие для
правильной оценки дошедших до нас свидетельств. Ими нельзя аргументировать, реагируя
на злободневные проблемы сегодняшнего дня. Нужно отделить историю от политики,
уже хотя бы из такого простого соображения, что для авторов, оставивших
свидетельства истории, эти события были не историей, а политикой. И для авторов
средневековых книг, собиравших эти свидетельства и добавлявших свои наблюдения,
этот процесс также был частью современной им политики.
Сасаниды в конце 6-го - начале 7-го века переселили часть
армян в Гирканию (Джурджан) и поручили ее управление Смбату Багратунии и его войскам
для противостояния напору тюрков. С
другой стороны, примерно в это же время,
группа армянской знати восстала против персов и подчинилась тюркскому
кагану, сообщает армянский историк Себеос.
А в IX веке византийский император переселил армян в Тракию
и поручил им управление областью.Для армянской историографии это подвиги армян
и расширение сферы их влияния, поскольку армянская церковь и центральная власть
боролись за единство своей паствы и ее политической организации. А для
правителей Византии и Ирана это были действия по управлению своими подданными.
Свои ограничения имеет и многообразная и достаточно
независимая арабская историографии. Задача бесперебойный сбора налогов,
противостояние хазарам на Кавказе и среднеазиатским тюркам в Мавераннахре
обуславливали подчинение и переподчинение областей и изменение границ
налогосбора. Многое также зависило от качеств отдельных наместников и степени
доверия со стороны халифа, также как и от политических задач момента. На
арабские источники также влияла и книжная традиция греческой географии. Соответственно
появлялись противоречивые свидетельства, совпадающие то с одними, то с другими
сегодняшними амбициями.
Кажется очевидным, что разобраться в
этих реалиях прошлого и более или менее приблизиться к реальной картине событий
истории могут только подготовленные, терпеливые и открытые к противоположному
мнению профессиналы. Это не означает запрета на изучение истории другими. Напротив,
сегодня расширился дуступ к
источникам информаци, электронные ресурсы в Интернете содержат большую часть
редких изданий первоисточников. Возникает очень опасный парадокс, когда
похвальное стремление познать свои корни и историю, многочисленность носителей
информации и доступность источников по существу работают на возрождение
старого, а не построение нового. Неподготовленная
аудитория возрождает ценности политической жизни прошлого, которые начинают руководить
их действиями сегодня. На самом деле, руководит политическая элита, как это
делалось и раньше. Но тогда людям просто дела не было до границ владений князей
или их политической влиятельности. А сегодня история помогает еще больше
укрепить зависимость от политической элиты, она успешно заменяет силу феодала и
прямое принуждение власти.
Это особенно касается многоэтничных и многоконфессиональных государств.
Вспомним пример Ливана: ни единый арабский язык, ни обозначенная общая
ливанская идентичность не уберегли от кровавых межконфессинальных войн.
Обвинять партии и элиты в злокозненном кровопролитии было бы сильным
упрощением. Второй парадоксальный момент в том, что игры с историей скрывают
опасность для самой элиты, когда в игру вовлекаются массы. Игроки сами
становятся заложниками игры. Нарастает ком насилия, и лидеры сами могут стать
объектами и жертвами жестокой игры, контроль над которой начинает ослабевать:
одно дело, когда в движении находится ближайшее окружение, и другое дело, когда
в движение приходят массы.
Есть, казалось бы и армянкая модель внутренней стабильности – единый этнос,
единая церковь, единая политика! Ну так ведь это идеализация и абсолютизация
пройденных исторических этапов – доминирования религиозной, а затем этнической
идентичности. Врядли стоит возрождать и укреплять прошлое, нужно думать о
будущем в соотвествии с сегодняшними реалиями, которые требуют равных условий и
единого психологического климата для всех идентичностей в государстве. Существо современного момента исторической мысли и
историографии как раз состоит в том, чтобы освободиться от традиционных оков единства
мнения и взглядов на историю, обслуживающих политику.
Люди думают об истории по-разному, создают свои интерпретации истории,
извлекают собственные уроки. Вариантов будет много, но и интерес к истории
будет расти. Единство нации не может быть в единстве мнения, а как раз
наоборот, в современном мире его нужно искать в единстве уважительного
взаимодействия. У женщин может быть один взгляд, у молодого поколения
другой, один юноша может принять мнение
историка из поколения дедов, а дед может согласиться с внуком. Но только нужно
признать следующие три положения:
·
источник нужно уметь читать – значит необходимо изучать
языки, если не хотите полагаться на чтение других.
·
источник представляет искаженную картину соответственно
ограниченности образования, религиозной принадлежности, политических условий
жизни автора – значит нужно исследовать не только интересующий вас вопрос, а
всю эпоху, и все время, и разные мнения
о том, что вас волнует,
·
воссозданная вами картина настолько же может быть
ограничена реалиями вашей жизни, насколько это можно было видеть у других – нужно
проявлять толератность к мнению других и быть готовы пересматривать собственное
мнение настолько же, насколько аргументировать его.
Хотелось бы завершить обращением, что историю не только пишут, но ее
создают действиями в современном обществе. Сегодняшние действия станут историей
завтра, и она вынесет свой приговор. Но сегодня действовать нужно, рукодствуясь
совестью и думая о будущем, а не о прошлом, потому что никогда перед человечеством
не стояло задачи возврата в прошлое. А если кто-то ее и ставил, то никогда не
имел шанса на ее достижение.
(Опубликовано с некотрыми изменениями на сайте “Minval.az” 11
апреля, 2013 г.: http://www.minval.az/view_yazar.php?id=199
)
